«Всe oни oтнoсились к нeму oчeнь бeрeжнo и внимaтeльнo, с кaкoй-тo учaстливoй, нeмнoжкo притoрнoй жaлoстливoстью, чтo вeсьмa вяжeтся с внутрeнними зaкулисными нрaвaми дoмoв тeрпимoсти, гдe пoд внeшнeй грубoстью и щeгoльствoм пoxaбными слoвaми живeт тaкaя жe слaщaвaя, истeричнaя сeнтимeнтaльнoсть, кaк и в жeнскиx пaнсиoнax и, гoвoрят, в кaтoржныx тюрьмax».

«Дрeвний oпыт дaвнo ужe нaучил жeнщин имитирoвaть гoлoсoм и движeниями сaмую пылкую стрaсть, сохраняя в бурные минуты самое полнейшее нечувствительность».

«Он чувствовал смутно, что ведь подражание любви, которое сейчас долженствует произойти, требует какого-то душевного сближения, паче интимного знакомства, и поэтому, несмотря в свое нетерпение, начал обычный словца два, который ведется почти всеми мужчинами сам-друг с проститутками и который заставляет их обманывать почти механически, лгать без огорчения, увлечения Али злобы, по одному престарому трафарету».

«Отсутствует в печальной русской жизни более печального явления, нежели эта расхлябанность и растленность мысли».

«Что, что «женщины любви» никогда отнюдь не знают середины в любовных отношениях. Они не то — не то истеричные лгуньи, обманщицы, притворщицы, с строго-развращенным умом и извилистой темной душой, иначе говоря же безгранично самоотверженные, слепо преданные, глупые, наивные животные, которые малограмотный знают меры ни в уступках, ни в потере личного добродетели».

«Слава, знаменитость сладки лишь издалека, когда о них только мечтаешь. Однако когда их достиг – то чувствуешь одни их препятствия. И зато как мучительно ощущаешь первый попавшийся золотник их убыли».

«Девушки сидели сонно, точно каменные изваяния, чтобы из всех сил притвориться приличными дамами».

«Расстались с гонором мы, ни вздохом, ни словами Упрека ревности тебе безлюдный (=малолюдный) подала… Мы разошлись навек, так если бы с тобою Я встретиться могла!.. Ахти, если б я хоть встретиться могла! Сверх слез, без жалоб я склонилась до судьбою… Не знаю, сделав ми так много в жизни зла, Любил ли твоя милость меня? но если бы с тобою Я столкнуться могла! Ах, если б я хоть завести печки-лавочки могла! Этот нежный и страстный шансон, исполненный великой артисткой, вдруг напомнил во всех отношениях этим женщинам о первой любви, о первом падении, о позднем прощании возьми весенней заре, на утреннем холодке, рано ли трава седа от росы, а портвейн небо красит в розовый цвет верхушки берез, о последних объятиях, беспричинно тесно сплетенных, и о том, как никак не ошибающееся чуткое сердце скорбно шепчет: «Нет, сие не повторится, не повторится!» И рот тогда были холодны и сухи, а получи и распишись волосах лежал утренний влажный туманище».

«Женщина любит один раз, хотя навсегда, а мужчина, точно борзой донжуан…»

«Старые извозчики очень многое слышат, вследствие этого что извозчику, сидящему спереди, весь век прекрасно слышно, чего вовсе далеко не подозревают разговаривающие седоки, и многое старые извозчики знают изо того, что происходит между людьми. В какую цену знать, может быть, он слышал приставки не- раз и более беспорядочные, более возвышенные речи?»

«Делать что ты любишь человека, то тебе и старый и малый должно быть мило от него. Возлюбленный в тюрьму, и ты с ним в тюрьму. Дьявол сделался вором, а ты ему помогай. Симпатия нищий, а ты все-таки с ним. Точно тут особенного, что корка черного пища, когда любовь?»

«И еще я забыла вам спросить, Сергей Иванович… Сие уж последнее… Есть Божественная Сущнос или нет? Платонов нахмурился. –   Яко я тебе отвечу? Не знаю. Думаю, чисто есть, но не такой, не хуже кого мы его воображаем. Он – более, мудрее, справедливее… –   А будущая сказка (жизненная)? Там, после смерти? Вот, будто бы, рай есть или ад? Разумеется это? Или ровно ничего? В? Сон без сна? Темный подвальчик? Платонов молчал, стараясь не приглядываться на Женьку. Ему было несладко и страшно. –   Не знаю,   – сказал некто, наконец, с усилием.   – Не хочу тебе обманывать».

«Если бы меня судьба без- изломала так жестоко,   – подумала Финикийская пальма, с удовольствием следя за его движениями,   – ведь вот человек, которому я бросила бы свою долголетие шутя, с наслаждением, с улыбкой, как бросают возлюбленному сорванную розу…»

«Некто весь погрузился в ту старческую (горячая, которая уже не знает ни разума, ни оглядки, которая заставляет человека ронять (обронить) последнее – боязнь казаться смешным».